Побудьте со мной немного в приёмной абортария. Здесь вы найдёте женщин, которые, в целом, ни философы, ни слабоумные – категории, между которыми весьма значительный пробел. Очень немногие их этих женщин когда-либо принимали участие в спорах о значении «личности». Ещё меньше их них настолько глупы, чтобы верить заявлению, что аборт не хуже, чем удаление зуба. Посмотрите вокруг, и вы увидите женщин всех слоёв общества. Умные и глупые, консервативные и либеральные, религиозные и нерелигиозные. Всякие есть. Много девушек-подростков, незамужних женщин. Представлен широкий срез российского общества. И как у всех россиян, отношение этих женщин к аборту неоднозначно, и сегодня более чем когда-либо.
Многие их этих женщин даже сейчас, ожидая, пока их проводят в операционную, прячут голову в пески отрицания. «Скоро всё кончится. Я просто не буду об этом думать. Я просто буду продолжать жить, как раньше, как будто ничего не случилось… Если бы это было плохо, это не было бы узаконено. Если бы это было опасно, это не было бы узаконено. Я просто не буду об этом думать».
Другие, которые в лучшем случае считают свои предстоящие аборты печальной необходимостью, прощаются: «Прости меня. Мамочка не хочет этого делать, но у меня совсем нет выбора. Если бы только я могла оставить тебя, я бы так тебя любила». Некоторые ждут бесстрастно, но интеллектуально они мучаются метафизическим вопросом: «Правильно и я поступаю?» Другие сосредоточены на своих ответах на этот вопрос: «Это правильное, единственно возможное решение. Я без проблем могу родить позже, когда придёт время, когда я смогу стать хорошей матерью. Было бы несправедливо по отношению ко мне, к Андрею (Никите, Даниле…), даже к самому ребёнку рожать сейчас».
Эти женщины, безрадостно ждущие в приёмной, просто обычные россиянки. Опросы показывают, что около 70% россиян считают, что аборты должны быть разрешены. Тем не менее, 75% также считают, что аборт безнравственен. Несомненно, в наших сердцах существует конфликт между тем, что должно быть узаконено и тем, что, по сути, нравственно.
Этот конфликт наиболее заметен в приёмных абортариев. Опросы, проведённые в абортариях, показывают, что по крайней мере 70% женщин, идущих на аборт, считают его безнравственным или, по меньшей мере, ненормальным явлением. То есть вместо того, чтобы делать выбор в соответствии со своими моральными устоями, большинство женщин поступают против своих систем ценностей. Они чувствуют, что обстоятельства или их возлюбленные «вынуждают» их поступать против совести ради какого-то «другого блага».
Все знают…
Почему россияне, для которых аборт уже несколько десятилетий является законным, всё ещё отрицательно смотрят на аборт? Поскольку традиционная Христианская этика святости жизни не полностью вытеснена новой этикой скорее относительной, нежели абсолютной ценности человеческой жизни, возникла необходимость отделить идею аборта от идеи убийства, которое продолжает считаться отвратительным. Результатом стало любопытное избегание научного факта, кстати, общеизвестного, что человеческая жизнь начинается при зачатии и продолжается – внутри или вне матки – до смерти. Сами по себе эти заметные смысловые манипуляции, которые необходимы, чтобы определить аборт как что угодно, только не лишение человека жизни, были бы смехотворны, если бы не выставлялись столь часто в социально безукоризненных рамках. Предполагается, что эта шизофреническая подмена необходима, потому что в то время как продвигается новая этика, старую ещё не удалось полностью вытеснить.
В приёмной абортария эта правда неловко движется под покровом немой покорности. Никто не смеет говорить о ней, но все знают. Даже маленькие дети в состоянии понять эту простую истину. Она лежит в основании вопроса, который когда-то задают все дети: «Откуда берутся дети?» Ребёнка можно временно отвлечь от ответа на этот вопрос, но любопытство ни одного ребёнка не будет удовлетворено полностью, пока не откроется вся правда. Жизнь начинается в момент зачатия. Ребёнок зарождается в акте зачатия, соединения (будем надеяться, в акте любви) мужчины и женщины, когда двое становятся одной плотью – и символически, соединяясь в половом акте, и поистине, в зачатии новой жизни, которая соединяет плоть мужчины и женщины, создавая нового человека, их ребёнка.
Знание того, что человеческий плод, эмбрион или даже зигота – это фактически человек, так же неоспоримо, как и ответ на детский вопрос «Откуда берутся дети?» Женщины в приёмной, некоторые из которых ещё не перестали играть в куклы, помнят, как сами задавали этот вопрос. Они помнят ответ. Помнят правду. И именно эта правда – независимо от того, сколько усилий они прикладывают, чтобы проигнорировать её, забыть или спрятать под рекламными лозунгами или философскими софизмами – притягивает сейчас их внимание.
В ходе бесед с 40 женщинами вскоре после аборта социолог Мария Циммерман избегала любых вопросов, связанных с их взглядом на природу плода в материнской утробе, чтобы не расстроить этих женщин. И всё же, несмотря на то, что этот вопрос так и не был задан, он, несомненно, был на уме у женщин, так как большинство из них решили высказаться по этому поводу хотя бы намёком. Почти 25% открыто констатировали, что абортированный плод был новой жизнью, человеком или личностью. Во многих из этих случаев они признавали, что испытывают ощущение того, что убили или лишили жизни другого человека. Ещё 25% выразили замешательство касательно природы плода. В этих случаях женщины в основном считали, что плод был человеком, но отрицали, что аборт был убийством. Циммерман полагает, что такую позицию женщины заняли, чтобы сохранить образ нравственных личностей. Наконец, только 15% утверждали, что плод НЕ был человеком или человеческой жизнью, но даже эти женщины предпочитали скорее отрицание, чем аргументацию в поддержку своих взглядов, говоря, например: «Я чувствую, что там что-то есть, но не думаю, что это уже человек».
Всем трудно…
Чувство, что прерывается жизнь, проходит красной нитью через все свидетельства этих женщин до, во время и после аборта. Как сказала одна женщина в приёмной абортария, «Это убийство. Но это оправданное убийство». Другая вскоре после аборта сказала: «Когда делаешь аборт, ты как будто разрушаешь часть себя. Так я это чувствую. Просто у меня неприятное чувство внутри, и всё. На самом деле я не хотела делать аборт. Это грех». Ещё одна женщина, описывая свои чувства после аборта, говорит: «Я ненавидела себя. Я чувствовала себя брошенной и растерянной. Не было рядом человека, у которого на плече я могла бы поплакать, а плакать мне хотелось ужасно. И я чувствовала себя виноватой. Я не могла выбросить из головы, что я только что убила ребёнка».
Некоторых само предчувствие вины побуждает к самонаказанию. Одна женщина, которая сделала «лекарственный аборт» объяснила: «Я не хотела, чтобы это было так: раз – и я засыпаю, раз – и я просыпаюсь, когда уже всё кончено. Это было бы слишком просто. Для меня это было серьёзное болезненное решение. Я бы чувствовала себя безответственной, если бы всё произошло так быстро и просто. Я хотела запомнить об этом на всю жизнь. Я не хочу делать это снова». Для этой женщины цена аборта должна измеряться чем-то большим, чем удобство и быстрота. Это действие должно быть запечатлено в её памяти со всей серьёзностью. Физическая и душевная боль – единственная подходящая дань отрицаемой жизни.
Даже те, кто отрицает человеческую сущность их нерождённых детей, часто признают, что это отрицание можно поддерживать только сознательными усилиями. Например, одна женщина пишет: «Я не думала о нём как о ребёнке. Я просто не хотела думать о нём таким образом». Другая настаивает, что отрицание – единственный способ справляться с ситуацией: «Я решила сделать это и чувствовала, что могу сойти с ума, любая женщина может, но этого нельзя допустить, потому что надо жить с этим. Нет смысла в том, чтобы позволить этим мыслям привести тебя в пропасть».
Для других даже процесс обсуждения аборта является серьёзной угрозой шаткого равновесия. Например, одна женщина в приёмной абортария, пришедшая на третий аборт, рассказала, что свыклась со своими двумя абортами, а потом начала описывать симптомы, которые сейчас известны как часть постабортного синдрома. Она призналась, что у неё появились непреодолимая тяга к чужим детям, вспышки неконтролируемого гнева, периоды депрессии и чрезмерного употребления алкоголя. Услышав своё собственное описание этих проблем, которые она сама приписала своим предыдущим абортам, она засомневалась и в итоге сделала вывод: «Может быть, мне стоит обратиться к психиатру, но у меня нет на это ни времени, ни денег, да и смысла в этом я не вижу. Правду принять трудно, и я просто не знаю, готова ли я к ней».
Какова же правда, которую она уже знает, но которую «трудно принять»? Аборт уничтожает человеческую жизнь. Более того, это жизнь её собственного ребёнка. Эта человеческая жизнь – также потомство её партнёра. И родителей их обоих. И их бабушек и дедушек. Таким образом, аборт – это больше, чем серьёзная нравственная проблема; это семейная проблема. Аборт определяет не только то, что женщина думает о себе, но и что она думает о своей семье.
Комментарии: