Фокин А. А. Постабортный синдром

Я вкратце расскажу, почему попытка говорить о постабортном синдроме (ПАС) с современными психологами, психиатрами редко находит понимание. До 60-х гг практически все психологи и психиатры открыто признавали, что аборт является психотравмирующим обстоятельством и может вызвать симптомы посттравматического стрессового расстройства или другой психической травмы. Однако в 60-х гг. началась сексуальная революция на Западе, и одним из социальных «заказов» было и то, что не должно быть никаких морально-этических для легализации абортов на Западе (в Штатах в первую очередь). И поэтому, втихую из всех руководств, сначала американских, потом европейских, и из научных журналов аборт постепенно уходил как психотравмирующее обстоятельство. То есть это был социальный «заказ». Не то чтобы были проведены какие-то специальные исследования, или был сделан какой–то углублённый мета-анализ исследований, нет, просто аборт был убран из перечня причин, способных нанести психическую травму.

В этом плане мы являемся странными людьми: мы говорим о том, что современная психиатрия не признаёт и не хочет признавать. В этом весь смысл. Официальная медицина (и психиатрия в том числе) – это доходный бизнес. Один психотропный препарат может принести компании 5-6 млрд. долларов в год. И не обязательно психотропный – любой. Признать опасность аборта, признать, что аборт — это плохо, невозможно, так как это может привести к ограничению числа абортов или их запрету, а это может резко ограничить рынки сбыта лекарств. Ведь последствия абортов, физические и психологические, требуют длительного медикаментозного лечения.

Психологическая или психиатрическая ассоциации в США полностью контролируются фармкомпаниями. Доказательств этому масса. Один из примеров, самый близкий к нам по времени, это – американское руководство по диагностике психологических расстройств (DSM-V), его 5-я редакция, которая не так давно был принята – в 2013 году. Какие основные изменения в нём? Чтобы расширить рынки сбыта лекарств, расширяются критерии диагностики различных расстройств (конечно, не за счёт ПАС). Все практически эксперты – 160 ведущих экспертов США и всего мира – постоянно консультируются с фармкомпаниями, и напрямую заинтересованы в сотрудничестве с фармбизнесом. Поэтому всё, что нужно, они там напишут. Если им скажут, что ПАС не существует, несмотря на то, что это профессор, академик или ещё кто, он напишет, что ПАС не существует, потому что есть определённый политический и социальный заказ. Этому есть много подтверждений. Например, эта статья в «USA—today» (Marilyn Elias, Conflicts of interest bedevil psychiatric drug research). После того как всплыло, что учёные получают деньги за написание критериев диагностики психических расстройств, так как это выгодно фармкомпаниям, организаторы были вынуждены были ограничить объём выплат этим учёным суммой в 10 000 долларов. Меньше платить можно, а больше нельзя. 10 тыс. – нормально. Нужно также понимать, какое это имеет отношение к нам. Вся наша психиатрическая диагностика идет по МКБ, а оно базируется на переведённом руководстве DSM. МКБ по сути является на 95% калькой с этого руководства (DSM).

Почему всё-таки до сих пор можно найти массу исследований, которые говорят о том, что ПАС не существует, и женщины «прекрасно» себя чувствуют после аборта? Первое. Потому что в целом, женщины находятся в определенном состоянии после аборта. Никто из них не хочет обследоваться: все они хотят как можно скорее забыть это. В лучшем случае они, скрепя сердце, заполнят предложенный им опросник, и скажут, что у них всё «хорошо». Учёные проанализируют все эти наспех заполненные опросники и скажут: ПАС не существует, потому что видите – у нас анкеты и выборка 1000 испытуемых – все говорят, что у них всё хорошо. Второе – последствия аборта очень разнообразны, начиная с психотических реакций, когда женщина слышит голоса, до расстройств пищевых – булимия, анорексия. Поэтому, имея разный большой спектр, очень сложно говорить о каком-то типовом синдроме.

Выраженность этих реакций во времени тоже варьируется: у некоторых женщин депрессия, агрессия проявляется через год, через 2, через три, у некоторых – через пять, 10. У некоторых, даже среди тех, кто здесь выступал, аборт был 5-10 лет назад, но при обсуждении этого, ощущение травмы всплыло и сейчас. А если сделать обследование через 30 дней после аборта, женщина вполне искренне может сказать: я сделала аборт, у меня ушла проблема беременности, я чувствую себя прекрасно. Поэтому, если учёные делают срез через 30 дней и через 3 месяца – результаты «прекрасные» — ПАС нет, женщины не переживают, чувствуют себя хорошо.

Обычные стандартные тесты: шкала депрессии, шкала тревожности — являются слишком поверхностным методом для изучения столь глубокой и столь интимной травмы.

Вот поэтому даже в престижных психиатрических журналах сплошь и рядом написано, в том числе и большими учёными, что будто бы ПАС не существует.

Еще постабортный синдром — это запретная тема. В обществе принят негласный заговор молчания, чтобы об это не говорить. Потому что это слишком многих касается. На лекциях среди студентов я говорю, что даже в аудитории 20-30% — самый минимум людей, родители которых имеют ПАС. И вы об это никогда не узнаете – вам об этом никогда не расскажут, потому что это очень интимная и глубокая тема. Все мысли и чувства на эту тему человек непроизвольно подавляет, потому что они очень болезненные.

В целом даже среди тех, кто здесь выступал, и сейчас есть симптомы: переживания горя и утраты. Это тоже говорит о том, что постабортная травма ещё недостаточно проработана, недостаточно пережита, прошло недостаточное количество времени. В отличие от другой психологической травмы, травма от ПАС достаточно глубокая. Как от физической травмы: если я сделал небольшой порез, заживёт быстро. Если сильно полоснуть ножом, то это долго будет болеть и чувстваваться годами. В этом смысле нельзя ожидать быстрого лечения ПАС.

Есть реакции на годовщину. Это достаточно часто встречается. Женщины в день предполагаемого рождения ребёнка или в дату самого аборта вспоминают об этом, чувствуют грусть, тоску.

Чаще всего женщины, когда приходят к психологу, не хотят говорить об аборте, и эта тема может всплыть на 5-й, 6-й, 10-й, 20-й консультации. Это тема, о которой женщина меньше всего хочет говорить. Женщине нужно иметь достаточно большой кредит доверия психологу, чтобы она осмелилась поднять столь болезненную и столь интимную тему. Часто женщины годами лечатся антидепрессантами, не понимая причины своей депрессии. Очень помогает сначала индивидуальная работа, если в доверительной обстановке женщина сначала сможет понять, что у неё есть эта проблема, а потом перевести в групповой формат, потому что в групповой работе очень большой ресурс.

Важно сказать, что аборт – это еще и зона внутреннего одиночества. Зоны внутреннего одиночества — это самые болезненные темы, о которых человек никогда и никому не рассказывал. Я минуту помолчу. Подумайте, о чём вы никогда никому не рассказывали? Это непростой вопрос. При этом всплывает огромное количество чувств, очень сильных. Часто, аборт – это факт, о котором женщина никогда никому не рассказывала. Или даже если она мельком кому-то рассказывала об аборте, то она не делилась своими чувствами и переживаниями, своей травмой, своим горем, а это необходимо для исцеления.

Работа в группе поэтому и очень помогает, хоть она и тяжёлая – женщины не всегда готовы обсуждать это с другими людьми. Групповая работа помогает: 1) поделиться этой травмой, и 2) получить обратную связь: слова утешения, поддержки. Например, кто-то скажет: да, я тоже потеряла ребёнка, у меня был выкидыш. Получая слова поддержки от других женщин, от психолога, батюшки, можно если не совсем исцелиться от проблемы, но получить облегчение. Эта боль станет менее актуальной и не будет так мешать по жизни.

Хорошо иметь психологическую группу, если у вас есть кризисный центр помощи женщинам. С одной стороны, это поможет вам загрузить психолога, если в Центре уже есть такой психолог. Работа индивидуальная или групповая поможет его больше занять, не выделяя на это отдельный ресурс.

Это также может быть хорошим источником волонтёров. Движение «За запрет абортов» работает в направлении запрета, отказа от абортов. Чтобы запретить что-то, надо сначала осознать, что это плохо. Ещё лучше осознать, насколько это плохо. И работа таких психологических групп позволит поднять в обществе вопрос о том, что тема абортов очень серьёзна. Постабортный синдром настолько тяжёл, болезнен и распространён, что аборт необходимо запретить. Пока всё хорошо, пока тихо, пока это никого не беспокоит, нет смысла запрещать. Это обычная медицинская процедура. Вот почему так важно говорить о ПАС.

Есть разные методы работы с ПАС. О психологических группах в США: многие из них – это коммерческие проекты, группы, за занятия в которых люди платят. Наши психологи, для них это тоже может быть хорошей возможностью заработать в группе или индивидуально, особенно в больших городах.

Работа со студентами, с молодёжью. Как бы ни странно это звучало, для молодёжи это очень интересная тема. Психологическая травма вызывает интерес. Особенно личные свидетельства долго сохраняются в памяти. Нужно рассказывать об этой травме.

Немного о динамике ПАС. Самое первое, что чувствует женщина, — это часто облегчение. Ей кажется, что решена проблема незапланированной беременности. И если в этот момент проводить исследование, то женщина может говорить, что аборт – это хорошо. Следующий этап – женщина либо отрицает, что есть какие-то симптомы, либо симптомы есть, но она никак не связывает их с абортом. Да, я чувствую себя плохо (уныние, отчаяние, грусть), но это не с этим связано. Эта стадия может быть год, 2, 3, 5. Дальше, когда женщина может как-то связать своё состояние с утратой, может проявиться гнев, обида, отчаяние. И последнее, что желательно, — это какое-то принятие. Некоторым женщинам говорят, что хорошо, если этого ребёнка можно было бы похоронить. То есть, если вы даже не видели его никогда, было бы хорошо сделать ему какой-то памятник – зримое свидетельство смерти вашего ребёнка. Пока он виртуальный, в душе это не успокоится, будет жить, жить, жить, но если есть какое-то материальное свидетельство того, что у меня ребёнок был, и он умер – это помогает принять эту травму и потом получить какое-то облегчение. Православной церковью не всё это может быть одобрено, но это помогает понять, осознать и почувствовать утрату.

Кстати, не надо унывать, что у нас так распространен постабортный синдром. ПАС – это большой эмоциональный ресурс. Лично меня эта проблема вдохновляет на дальнейшую работу. Поднимая эту тему, у нас будет больше работы, желания и сил двигаться дальше, чтобы у нас это явление было искоренено. И не надо унывать. Надо бороться!

Последнее – хорошая книжка – «Запрещённые слёзы» – идеальная по диагностике. Рекомендую сайт автора этой книги – Дэвида Риардона. Afterabortion.org Там много статей. Он научный корифей этой темы. Тереза Бёрк – практик, психотерапевт. Она провела консультирование порядка 1000 женщин. Тема ПАС в США появилась примерно через 10 лет после легализации абортов. Должно было пройти какое-то время после легализации: время осознания, чтобы началась работа с ПАС.